Хэллоуин – праздник который может собрать всех родных и близких под одной крышей, где можно послушать страшные истории. Конечно, можно так же без повода собраться как в лагере и тайком пересказывать страшилки, про маньяков, монстров и призраков.. Помните?
Я хочу продолжить эти традиции и завлечь вас, любителей хорроров на вечер историй со мной и авторами статей с сайта! А вот и их пожелания вам:
PAG 404: Дорогие Блек Видоуцы! Я поздравляю вас с Хэллоуином, пусть для вас он пройдёт весело и беззаботно.
И не забудьте закрыть двери и окна этой ночью. Кто знает, что может скрываться во мраке ночи?…
Иван Печкин: Желаю веселого Хэллоуина, побольше конфет, ярких свечей и не сильно пугающих тыкв авторам и подписчикам сайта!
Саша Печкин: Поздравляю тебя, с этим замечательным праздником. Чтобы у тебя, все было замечательно как и до Хэллоуина так и после…
Александр Лисицкий: Во мгле ночной, ищет монстр очень страшен он внешностью цокот слышен за спиной, но будь храбр обернись, и в глаза ему взгляни… С праздником!
От нового автора VaNiLkA: Желаю страшного весёлого и до жути интересного Хэллоуина! Пусть пауки сплетут паутину👻 желаний и страсти. Пусть ведьмы ✨наколдуют феерическое настроение. Пусть зомби 💀научат быть спокойнее. Пусть оборотни🐺 покажут, как перевоплощаться в настоящих хищников. Пусть вампиры🌛 поведают о правильном питание. Желаю крутых эмоций и невероятных ощущений!🎊🎉
Так что сегодня мы приглашаем всех любителей хоррора устроиться поудобнее перед монитором и погрузиться в страхи, а я начинаю!
Парень по имени Джек
Эта история, как считали наши предки, является истинным источником традиции – вырезать на Хэллоуин фонарь из тыквы. Она сама по себе может стать своеобразной страшилкой.
Жил-был славный парень по имени Джек. Однажды Джек повстречался с самим дьяволом. Джек был не из пугливых и пригласил сатану выпить с ним по кружечке пива. В пабе он уговорил дьявола превратиться в монету, чтобы было чем заплатить за пиво. Сатана, недолго думая, обернулся монетой. А Джек взял да и положил на монету серебряный крест. А крест, как известно, лишает дьявола сверхъестественных сил. И стал дьявол уговаривать Джека освободить его. А Джек и говорит: “Освобожу я тебя, но с одним условием – мою душу ты оставишь в покое, а когда я умру, быть мне не в аду, а в раю”.
И вот Джек состарился и умер, а в рай его не пускают. Джек пошел к дьяволу, а тот сказал, что условие сделки нарушить не может и в ад его не заберет. А на улице темно, ничего не видно, и куда теперь идти Джеку, он не знает. Выпросил он у сатаны горящий уголек, вырезал из тыквы фонарь, положил в нее уголек и с тех пор ходит по свету, угольком светит.
Игра
Мишка пришёл на игровую площадку поздно вечером. Солнце уже закатилось за родную девятиэтажку, двор затопила темнота. Кругом было тихо, только где-то вдалеке тарахтел грузовик и лаяла собака. Воздух пах скошенной травой.
Клочок вытоптанного газона, самодельные ворота с дырявой сеткой и пара лавочек вместо трибун — это не слишком походило на футбольные стадионы, которые Мишка видел по телевизору, но все равно впечатляло. Была здесь какая-то магия, сюда тянуло. Когда начиналась игра, остальной мир будто бы переставал существовать. Все неприятности выветривались из головы, забывались ссоры родителей, школа… Даже болячки проходили! Мишка любил это место, вот только в игру его брали очень редко.
Он бросил на газон старый заштопанный мяч, продвинулся с ним к воротам, обыгрывая невидимых соперников, и что есть силы запулил его под перекладину. В сетке затрепыхалось. Мишка подпрыгнул, взмахнул руками, празднуя забитый гол, но тут же заозирался. Не видит ли кто? Местные мальчишки и так над ним смеялись, придумывали обидные прозвища и могли взять в команду, только если некого было поставить на ворота. И с каждым пропущенным голом прозвищ у Мишки прибавлялось.
Но сейчас за ним никто не наблюдал. В домах потихоньку гасли окна, все реже хлопали подъездные двери. Потому Мишка и любил это время: людей на улице практически нет, все сидят по квартирам и готовятся ко сну. А площадка принадлежит только ему, и никто его отсюда не прогонит.
Он наколотил с полсотни голов, когда вновь услышал собаку. Теперь она лаяла гораздо ближе, где-то за домом. И не просто лаяла, а драла горло, словно совсем озверела, — Мишка даже представил оскаленную пасть, острые зубы, капающую на землю слюну… Он поёжился. Наткнуться на бешеную псину ему совсем не хотелось. Но ещё больше не хотелось идти домой и получить по шее от папки просто за то, что он, Мишка, однажды появился на свет. Не хотелось смотреть на мамины слезы, на её синяки, не хотелось видеть, как…
Лай резко оборвался, собака завизжала, и в следующее мгновение эхо разнесло по двору звук ломающихся костей. Мишке почудилось, что хрустнули его собственные кости, — так громко это было. Громко и жутко.
Он подобрал мяч и стал вертеть головой по сторонам, вглядываясь в темноту. Половина ламп у подъездов уже не горела. Ветер гонял по асфальту мелкий мусор, в устроенной на берёзе кормушке возились птицы. А возле угла дома стоял высокий человек и смотрел прямо на Мишку.
Ноги подкосились. В наступившей тишине Мишка слышал только стук собственного сердца. Он вдруг понял, что здесь, в конусе фонарного света на площадке, его нельзя не заметить. Мишка машинально отступил на шаг назад, и то же самое сделал незнакомец. Словно неправильное, заторможенное отражение.
На одном из верхних этажей разбилось стекло. Раздался крик, и Мишка вздрогнул. Далеко-далеко, на шоссе, завыла и тут же стихла сирена.
Что-то происходило.
Рядом с незнакомцем появился ещё один. Он тоже смотрел на Мишку и странно вытягивал перед собой руки, будто сжимал воздух. Или держал невидимый мяч.
У Мишки пересохло в горле. На лбу выступила испарина. Он бросился в сторону своего подъезда, но заметил тёмные силуэты на площадке. Те будто вросли в землю. Манекены, прячущиеся за пределами фонарного света. Поджидающие.
— Не …адо.
Услышав за спиной голос, Мишка вскрикнул. Голос был искажённым, ненастоящим, будто человек ещё не научился им пользоваться.
Мишка обернулся и увидел Серёгу, мальчишку на год старше, с которым иногда здесь играл. Тот был одним из немногих, кто нормально к нему относился.
— С-серёг, ты чего?..
Серёга стоял в нескольких шагах от футбольного поля, вертел головой в разные стороны и не решался войти в пятно света. Аккуратно протягивал ногу из темноты и тут же отдёргивал. А потом пробовал вновь.
— Серёг?..
— По…гите. По… ите по…ста.
Мишке не хватало воздуха. Ветер трепал нестриженую чёлку, обдувал прохладой, но приносил с собой страшные запахи. Запахи свежей крови, гнилого мяса и горящей свалки. Запахи нового Серёги.
— Се… ег. По… гите. Я не …чу.
Существо рывком подалось вперёд, рухнуло на землю, заревело и отползло обратно в темноту. Быстро поднялось на ноги и стало приближаться к свету маленькими шажочками. Мишка разглядел на лице не-Серёги улыбку, и по спине поднялась волна мурашек.
— Отвали от меня!
— …али …еня, — отозвалось существо.
Мишка запустил в него мяч, затем поднял с земли камень и бросил существу прямо в голову. Оно, шатаясь, отступило на пару метров и застыло на месте. А потом неуклюже скопировало движение Мишки. Присело и швырнуло в него несуществующий камень. И ещё раз. И ещё. Будто повторяло самое странное упражнение на уроке физкультуры.
— Да отстань же ты…
Мишка больше не сдерживал слез. Из накрывшей район темноты слышались крики и странные, неправильные голоса. Надрывались сигнализации.
Отойдя подальше от существа, Мишка прижался спиной к фонарю. Схоронился в спасительном свете. Прямо под лампой гудели комары, в паутине трепыхалась муха. Вокруг клочка футбольного поля вставали тени.
То, что притворялось Серёгой, нащупало на земле настоящий камень и с невероятной силой бросило его в сторону Мишки. Звякнул фонарный столб. Существо несколько секунд смотрело перед собой, а затем подняло голову выше. К стеклянному шарику, рождающему электрический свет. И Мишка похолодел.
Тени пришли в движение. Из-за домов поднимался столб чёрного дыма. Мишка, всхлипывая, сполз на землю и закрыл голову руками.
Разбить фонарь у существа получилось уже с третьей попытки.
Вид из окна на Широкую Улицу
Грохот вырвал меня из сна. Какое-то мерзкое телотрясение.
Что-то случилось, пока я спал. Немыслимое. Непоправимое.
Гремела улица.
Я слышал, как трещат, расседаясь, стены, но у меня в комнате все было в порядке.
Кроме угла и входной двери.
Я хотел посмотреть туда, но шея запретила, не поворачивалась.
Ноги потянули меня к окну. Я жаждал прижаться лбом к прохладному стеклу, но колено упёрлось в батарею.
Упрямое тело!
Выглянул осторожно и сразу увидел её.
Она ползла прямиком по проезжей части, гигантская, неуклюжая, ломала деревья и переворачивала машины. Бинты, которыми стянул её врач, размотались, наружу лезла парша, скобки и нитки. Они настигали зазевавшихся прохожих, собак, коляски, цеплялись за трамваи и автобусы, пеленали их, спутывали, рвали из стороны в сторону, но не мешали ей ползти. Огромная, она заполонила весь проспект.
Хрясь! — с диким звуком лопнул один из ногтей, он вонзился в асфальт, зацепился, замедляя её неуклонное движение, палец вывернулся, она ползла вперёд, рискуя вырвать его из сустава.
И тут я закричал.
У неё не было глаз, но мы посмотрели друг друга. Она рванула вперёд с утроенной скоростью.
Наконец у меня расклинило шею. Я обернулся на дверь — предательница, сука, слезы кипели у меня в глазах. Дверь была распахнута, сквозь щель трепетал сквозняк и убегала моя рука.
Хилая, в пигментных пятнах и бубонах подступающей чёрной хвори, с облезающими лоскутами плоти, гниющей кожей, она висела до пола, цеплялась за плечо, но сбегала, неверная любовница, шлангом скользила через комнату и исчезала в подъезде.
Я считал ступени, отбивая ритм пятками в полосатых носках. Я дышал в пакет. Тот вонял лежалыми наггетсами.
Врёшь, не уйдёшь!
У подъезда, держа сумчатые подбородки в руках, сидели старухи. Я выскользнул в дверь, стараясь не издать ни звука, но все трое, как по сигналу, подняли на меня глаза. Те блестели пробками из-под лимонада.
— Ты надел шарфик? — открыла рот, заросший волосатыми бородавками, та, что сидела у самого подъезда.
— Ты меня обидел, — у второй все время капало из-под юбки, она говорила, что прячет там котика.
— Я ждала тебя на ужин, — все трое разом вытащили спицы. И помчали за мной.
Я выскочил на улицу и на мгновение растерялся. Рука лежала кольцами, сбивала со следа. Куда уползла ладонь? На север? Там железнодорожный переезд, она может отсечь себя поездом. Вернулась к доктору? Тогда мне налево и в порт.
Я зазевался.
Старухи набросились все разом, они втыкали спицы и оставляли их в ранах, кромсали дерьмовое моё, разваливающееся тело. Дьявол, как больно!
Я упал. Меня окружили. Из-за спин старух ковыляли другие жильцы нашего дома, у соседа сверху вместе головы торчал гнилой скворечник, у парня из булочной вместо рук — щипцы для хлеба, одноклассник вонзил в меня ржавые шприцы, торчавшие из пасти. Что вы делаете? Что вы делаете?
Они запихивали пальцы мне в рот, искали там что-то, вырвали ключи моих зубов и открыли ими подвал, старухи распороли грудь и принялся там ковыряться, они доставали из неё пластиковые комки, перетянутые аптекарскими резинками, я смутно видел, как они их потрошили, приговаривая:
— Пенсия, пенсия…
Потом они разошлись. С неба сыпала серая перхоть. На козырьке почты сидели воробьи.
Рука вернулась, висела надо мной, огромная, как самолёт.
— Домой, — попросил я, и она унесла спать.
Заключение
На этом всё, желаю вам всего наилучшего, надеюсь вас не унёс призрак под конец этих страшилок!
Встретимся в следующем году, тогда мы устроим по настоящим кровавый Хэллоуин!
Всем всего Ужасного!
